Из всех арестантов, которых мы встретили 1 декабря в «Матросской тишине», двое — наверное, по контрасту — поразили меня больше всего. Первый — корреспондент газеты РБК Александр Соколов, 28 лет, обвиняемый по 282 статье, части 2 («создание экстремистской организации»), автор диссертации о коррупции в госкорпорациях. Он немного рассказал о своем деле, которое считает полностью сфабрикованным. Участников организации, лидером которой его назначило следствие, он раньше не знал. Сидит он уже три месяца, следователь знакомит его с экспертизами по делу. Александра удивила одна из них — экспертиза по газете «Слова и дела». По словам Соколова, он не имеет к этому изданию никакого отношения. Он рассказал, что пару недель назад женился в «Матросской тишине». Надеется, что следователь даст ему свидание с женой. Боюсь, это маловероятно: Соколов ведь на сотрудничество со следствием не идет. Методы следствия везде одинаковы — что по 282-й статье, что по 159-й («мошенничество»), что по 275-й («шпионаж»), что по 205-й («терроризм»).

Печально, что молодому талантливому журналисту по сфабрикованному делу приходится сидеть в тюрьме, но он может считать это «командировкой» и впитывать тюремные впечатления: для думающего человека это может быть вполне интересным опытом.

А вот со вторым арестантом — 73-летним Юрием Солошенко, осужденным на 6 лет за шпионаж в пользу Украины, — совсем другая история. Когда-нибудь я подробно напишу о его деле — сейчас пока не пришло время. Сейчас, как ни пафосно это звучит, — о жизни и смерти.

Я плохо представляю себе, как 73-летний человек с больным сердцем отправится на этап зимой в столыпинском вагоне, который увезет его неизвестно куда — из одной пересыльной тюрьмы в другую, да и вообще из вполне комфортных условий спецблока тюремной больницы в «Матросской тишине» — в неизвестно где расположенную колонию строгого режима.

Я, как могла, убеждала Юрия Даниловича, что он не должен бояться этапа, должен попробовать отнестись к нему как к «путешествию». Шутку он, конечно, понял, но сам не захотел даже пробовать шутить на эту тему. Несколько раз повторил: «Я умру на этапе!»

Прощались мы с ним чуть ли не со слезами. Раньше он надеялся на обмен, а сегодня сказал: «Меня Украина не обменяет, я ведь никакой не шпион. Я против России ничего не совершил».

За шесть с половиной лет хождения по тюрьмам в качестве члена ОНК я видела много арестантов: среди них были люди виновные, невиновные, многие сидели по сфабрикованным делам. Но, пожалуй, Юрий Солошенко — это человек, за жизнь которого мне реально страшно. Понятно, что рано или поздно изменится политическая конъюнктура, и украинских политических заключенных рано или поздно экстрадируют или обменяют. Но «рано или поздно» — это не для Юрия Солошенко.

Ему просто не место в тюрьме.

Когда мы сегодня вечером прощались, мне больше всего на свете хотелось взять его с собой и вывести из тюрьмы.

Но дверь камеры за нами закрылась. Мы пошли своей дорогой.

А он остался там…